 СЕНОКОС
как способ познать жизнь
Геннадий Михеев, Россия
фото автора
Когда городской человек пишет о деревне, получается полная фигня. Городская фифочка или пижон с мобилой наизготовку приезжает в деревню, чтобы подивиться и приколоться. Как в зоопарк или кунсткамеру. Большинство журналистов (даже не подавляющее, а удручающее) варятся в котле мегаполиса, считая именно свою жизнь настоящей, полной. В то время как жители деревень думают иначе. Из глубинки хорошо заметна искусственность, надуманность городской жизни. Если кто хочет оспорить сей тезис — обращайтесь к «Царь-рыбе» Виктора Петровича Астафьева. Да и вообще к мировой литературе.
Познакомился с жизнью деревни я довольно поздно. Я работал в одном и как самый малоценный член научного сообщества все летние месяцы я проводил в подшефном совхозе имени XXII съезда, который вольно раскинул свои сельскохозяйственные орудия по скудным полям близ города Волоколамска. Жили мы, т.н. «шефы» в стареньком купеческом домике в деревне Княжево, и в нашем маргинальном сообществе имелись историк, поэт, бизнесмен, книгоиздатель и я, фотожурналист. Но это в будущем, а пока мы были тут всего лишь для помощи передовому сельскому хозяйству.
Обычно нас ставили на самые тупые работы, типа гнилую картошку из гуртов выбирать. А тут призвали на месяц и говорят: «Ребята, по четыре тонны накосите - и можете гулять!» Ну, кто знал тогда, что четыре тонны — это четыре огро-о-омных стога…
Взялись лихо. Когда половина кос была удачно поломана, стало ясно, что этими инструментами надо уметь владеть. В первую очередь необходимо постоянно прижимать «пятку» косы к земле, чтобы трава срезалась ровнехонько под корень. Это не так просто — надо стараться двигаться по специфической траектории, иначе коса будет постоянно вгрызаться в землю. К тому же руки уставали настолько, что через час пошевелить ими было затруднительно.
В общем, первые четыре утра стали одними из самых черных в моей биографии. К вечеру мы представляли собой безрадостное зрелище — полутрупы, к тому же на нас не было живого места от укусов всяких насекомых. Ох, и любят они потные мужицкие тела… А потные бабские – любят втройне! На пятый день я совершил первое значительное открытие: оказывается, косу двигать надо не руками, а всем туловищем сразу. Тогда и руки не устают, и она сама ровно идет. Замечу, что прекрасно «работает» талия (сейчас, глядя на свой животик, с завистью вспоминаю те дни: кажется, тогда я сократил я его сантиметров на двадцать). В первый раз у меня ничего не болело.
Следующая проблема началась с дождями. С болью мы вглядывались в небо, когда очередная туча начинала заволакивать небо. Нужно было бежать скидывать сено в копны, а если учесть, что нам выделили далеко не самые лучшие лужайки в дальних уголках леса, бегать приходилось помногу. Но и с этим справились — свозили сено на поляну возле нашей избушки и сушили там. Несколько девчат, что были с нами, выучились лихо его «гортать». Стога росли.
Утренняя роса… Все спит еще. По долам стелется маслянистый туман, ты ныряешь в его прохладу — и облачка стыдливо разбегаются, обнажая тяжелую зелень, усыпанную жемчугом. Один раз коса моя наткнулась… на малюсеньких розовых существ, сбившихся в кучку. Глаз у них не было, и они жалобно так пищали… Я понял, что это крысиное гнездо, и рука моя не решилась тронуть крысят — так и оставил их островок. Коса ходит уже на «автопилоте», голова занята разнообразными мыслями. В частности, уже и о женщинах есть силы задуматься. Замечаешь, что одна из них подолгу задерживает свой взор на твоих спорых движениях, а оглянешься — стыдливо отводит глаза… Чувствуется, что Она слегка взволнована. Платье очерчивает упругое тело, упрямые волосы выбиваются из-под косынки…
Дневные гуляния, ночные купания — делу это уже не мешает, а, может… и помогает даже? И приходит второе открытие. Оказывается, сено — не просто корм для скотины. Это еще и корм для нашего воображения. Что может быть сладостнее пьянящего запаха только что срезанных трав и цветов? Кажется, надо быть великим святым, что бы устоять перед позывами, казалось бы, банального — кучей умирающих растений… Да что я говорю! Ведь все знают, что нет в деревне ничего романтичнее банального сеновала — и в русском языке, однако, слово «сеновал» стало почти синонимом слову «любовь»…
По четыре тонны «на нос» мы, конечно, не сдали. Но где-то по две получилось. За тонну нам тогда заплатили по шестнадцать «ре», которые мы удачно в тот же вечер пропили и проели. Тогда, конечно, меня занимали другие мысли. В частности, не понимал, какого хрена я — городской житель — должен помогать этой дребаной деревне? Лишь сейчас я начинаю догадываться, что были это одни из лучших дней моей жизни…
Очень скоро сенокосная жизнь стала для меня кайфом. А ближе к вечеру я пробегал обычные для себя пять километров (тогда я занимался спортом), крутил легкие «амуры», читал книги, собирал грибы. А, когда наступала ночь, с девушкой по имени Тина мы ходили купаться в Рузском водохранилище. И не подумайте: никакой «клубнички»! Она была замужем (правда, я был неженат), и я ни в коей мере не претендовал ни на что такое. Просто мы любили плавать под звездами. К тому же одной ей было страшно ходить эти два километра в полной темноте (ночи стояли безлунные).
Дорогу мы знали настолько, что могли вполне уверенно передвигаться в темноте. Мы плавали около получаса, переодевались рядышком (все равно было темно) и шли назад. Так продолжалось около двух недель.
Однажды, когда мы с Тиной вышли из водохранилища, вдруг замерли. Привычной тишины будто не бывало: все вокруг было буквально наполнено монотонным, ни на что не похожим гудением. Вы будете смеяться, но первая реакция была: инопланетяне! Может быть, вы забыли, но тогда, на исходе советской власти, всякая уфологическая чертовщина была в моде.
- Нас сейчас заберут! - воскликнула Тина. Жутковато было и мне, ведь темнота, как известно, усугубляет панические настроения. Тем не менее, я сделал несколько шагов по берегу — и вдруг нога моя уткнулась во что-то острое и… движущееся! Я взвизгнул от боли и пытался побежать, но опять укололся. Два прыжка в сторону — и снова боль! Я сел… но тут же подскочил, наверное, метра на два в высоту. И гудение вокруг стало походить на начинающееся безумие. Но тут…
Вдруг, совершенно неожиданно, взошла луна. Контраст с темнотой был настолько велик, что стало видно почти как днем. Картина, которая предстала передо мной, была такова: по колено в воде закрыв лицо руками стоит Тина. А берег, да и луг, спускающийся к берегу, был буквально усеян… ежами. Их было десятки, сотни, хотя, может быть человеческое восприятие склонно приумножать. И звук, который нас испугал поначалу, просто-напросто состоял из частого дыхания ежиков. Мы, как были, мокрые пошли через странное ежиное собрание. Большинство из ежей сгруппировались парами и не сразу мы поняли, что они занимаются любовью! Причем, ни одна из особей на нас совершенно не обращала внимания.
Почему я вспомнил этот случай? Точно и сам не знаю. Возможно, потому, что наша жизнь состоит из упущенных возможностей. Или потому, что за 15 лет я разучился плавать под звездами. Или потому, что когда-то у нас было много всего, даже ежей…
Нет. Дело не в этом. Тогда я был «мясом» для сельского хозяйства. Теперь же я фотожурналист, и, возможно (по крайней мере, я надеюсь) кому-то моя работа приносит пользу. А друзья мои превратились в историка, поэта, бизнесмена и книгоиздателя. Поэт, правда, спился.
Геннадий Михеев – фотожурналист из Москвы, его блог: http://genamikheev.livejournal.com/
|