ПОВЕРЬ В СЕБЯ
и иди вперед призывает женщин одна из программ «CARE International на Кавказе» все мое: текст, фото и видео Арарат
Отовсюду в Армении вы можете видеть его. Две вершины: большой Масис и маленький Сис. Их соотношение в размерах меняется от угла зрения. Если смотришь из Еревана – Сис совсем малыш по сравнению с Масисом. И когда едешь на юг – тоже, справа два братца, и один заметно постарше. А когда возвращаешься, внутренне ахнешь: они же практически одинаковые! Высота скрадывает реальные размеры. Горы втягивают в себя и не хотят отпускать, дурачат перспективами, морочат голову внезапными поворотами, пугают грудами камня и пытаются усыпить плавными линиями дальних холмов. Насмотришься - и вдруг захочется тебе выпрыгнуть из машины и побежать по этим альпийским лугам, и бежать до самой смерти, и умереть, ткнувшись лицом в лаванду. Горы – потрясающие. В их складках таится нечто, и я не могу назвать ЭТО. Я даже боюсь Его называть.
Так я про Арарат. На эти две аккуратные горки, как на космический крючок, подвешено национальное самосознание армян. Эта антенна, через которую они выходят (или пытаются выйти) на связь с Богом. Дивный бриллиант, который был твой – да отняли. Отняли и не отдают. А он искрится и переливается в чужих руках. Маленький курчавый народ, такой импульсивный и вспыльчивый, почти век плачет по этому поводу. Кручинится в песнях. В них всегда грусть. И она входит в любое сердце.
Мы едем в Горис, это районный городок на юге страны, и таксист Ашот рассказывает анекдот. Турок ехидно спрашивает армянина:
- Вот вы везде рисуете Арарат как свой символ. А ведь он не ваш!
Армянин отвечает:
- А вы рисуете полумесяц. Разве Луна - ваша?
Анекдот показался смутно знакомым. Я пошерстила интернет. Там пишут, что именно так ответил нарком иностранных дел Чичерин в ответ на выпад турецкой дипломатии по поводу герба Армянской ССР. Молодец Чичерин. Однако зачем же вы отдали им Арарат?! Это произошло в 1921 году. Сначала был Московский договор, заложивший ряд этно-географических мин. Он был заключен вообще без участия Армении, Азербайджана и Грузии – старший брат обо всем договорился сам. Комиссарам в пыльных шлемах была неведома тоска по заснеженным вершинам - и что она способна стать национальной болью. И что значит тысяча-другая гектаров территории для маленьких стран. И чем аукнется передел границ для региона, населенного горячими людьми и начиненного неразрешимыми проблемами. Для пущей легитимности в том же 1921 году написали еще и Карсский договор, который уж окончательно закреплял новые границы. «Поступательное движение» революции было результатом ряда сделок - в том числе и денежных - Ленина и Кемаля, ленинцев и кемалистов. Сделки были не самыми чистыми.
Прекрасный бриллиант, застывший в снежном великолепии, находится в каких-то 30 километрах от армянской границы. Впрочем, по-турецки имя Арарата звучит как Агрыда́г – «гора боли». Резюме: сугубые драгоценности редко приносят счастье. Однако даже сама утрата их может стать украшением. Ведь это красиво – когда много-много людей массово тоскуют по вершине. Безусловно, это красиво. Почти так же, как сама вершина.
Карабах
Когда едешь мимо Сиса и Масиса на юг, в сторону Карабаха, кое-что становится понятнее, на интуитивном уровне. Но мы едем не туда, а всего лишь в пограничный Горисский район. Наш водитель Ашот - открытый и обаятельный, и мы разговариваем так дружески, будто знакомы давно. Он житель Гориса, воевал в Карабахе - долго, почти четыре года. Воевал, потом охранял. Его невестка, жена сына, - из Степанакерта, и ее семья потеряла 6 человек…
- Ну вот скажи, - спрашиваю Ашота, - стоила ли того эта территория, отнятая силой и столькими смертями с обеих сторон? Твои родственники и много-много других людей были бы живы – пусть бы они жили в Азербайджане, не все ли равно?
- Нет, - говорит, - по-другому было нельзя. Они вытесняли нас и из Нахичевани – и вытеснили. То же самое произошло бы и с Карабахом.
…Арарат забрали, так отдайте это? Не только у человека бывают травмы. Я замолкаю. У потерявших близких своя правда. Но я старюсь помнить, что они потеряны обеими сторонами.
- Они плохие воины, - говорит Ашот. – Они сдавали даже такие позиции, которые легко можно было удержать.
- Легко занимать позиции, если Старший Брат с тобой, - говорю я. Но это уже не имеет никакого значения. Для меня имеет значение только то, что в Баку есть у меня друзья Мехрибан, Сева, Джамиль. И много других, которых я люблю не меньше, чем Тамару, Сусанну или Рубена. Это правда. В этом смысле Карабах - в какой-то мере и моя трагедия. Разбавленная, не такая жгучая - но имеющая те же молекулы боли. И ту же тоску по гармонии.
Моё видео, снятое в Горисе:
Беженцы в Горисе Наш разговор предварял встречу с одной из горисских общин. Этот длинный четырехэтажный блочный дом заселен беженцами из Баку. Люди жили в бакинском сердце Ичери Шехер (например) – а оказались в Горисе. Беженство почти всегда играет на понижение. Был здоровый – стал больной, имел работу – стал безработным, был городской – сделался деревенским. Столичные жители вынуждены были перебраться в глубокую провинцию. При расселении трудно ждать от государственной машины большой гибкости. Рассказывают об учительнице музыки и учительнице французского (армянках-беженках), которых поселили в деревне, выделили по корове. Позаботились.
Местным кажется, что беженцы капризничают – им дали хорошее жилье, что же они не веселы, не активны? Сколько можно жаловаться? Ведь прошло уже двадцать лет! Беженство мало описано психологами. А что описано – еще меньше прочитано, и еще меньше теми, кому критически важно. И не у всех из нас есть антенна сострадания. Сочувствие – эмоция быстропортящаяся. Моя попутчица в поездке - бывшая сухумчанка Лиана Берия. Она говорит:
- Мы не сразу поняли, что это надолго. Для некоторых уже оказалось - на всю жизнь. Прошло 20 лет. Выиграл тот, кто раньше понял: начинай все сначала. Процесс сильно затянулся. Беженцы и ВПЛ (вынужденно переселенные люди – авт.) вызывают все меньше сочувствия. Они порой выглядят иждивенцами. Но ведь их можно понять! Они утратили дом, потеряли близких. Их статус не меняется годами. Не заживают душевные раны, нет работы, не обретается новый дом. А раз все это остается в силе - им кажется, что и гуманитарный хлеб должен быть всегда.
Это социальный условный рефлекс, замешанный на глубокой травме. Иногда он действует всю жизнь. Община бакинских беженцев, на первый взгляд, мало чем отличается от соседних. Однако специально построенный дом стоит особняком, на отшибе, и это кажется символом - проблема интеграции в местное сообщество остается актуальной даже спустя столько лет.
Наш коллега Энтони Форман не первый год работает в организация «CARE International» на Кавказе. На этот раз приехал в Армению из Азербайджана. Привез тамошнюю пахлаву – угостить армянок и, вероятно, заодно проверить реакцию. В беженской общине у женщин заблестели слезы – лакомство напомнило им прежние годы, мирную жизнь. Вспоминали хорошее - соседей, друзей. Когда Энтони угощал в других (не беженских) общинах, реакция была сдержанной. Ах, это азербайджанское лакомство? Ну ладно. Кому понравилось – угостился, без особых эмоций. К слову сказать, отторжения или какой-то неприязни тоже не было. Вежливо попробовали, поблагодарили.
Общины
Надо немного сказать о программе, которой руководит Энтони Форман. Ее ведет организация «CARE International на Кавказе» при финансовой поддержке Евросоюза, она называется «Укрепление потенциала женщин в области миростроительства на Южном Кавказе». Участвуют пять территорий: Грузия, Азербайджан, Армения, Карабах и Абхазия. В каждом из перечисленных мест в проект включено по 4 общины. Их выбор так или иначе соответствует названию программы. Ее цель активизировать женщин – приспособить к жесткой действительности, научить решать свои проблемы. К этому идут поэтапно: информируют, стимулируют объединение, дают навыки лоббирования, обучают бизнесу. Словом, программа старается дать не рыбу, а удочку. Что не так уж легко – слишком много вполне объективных препятствий, и «удочка» все время норовит запутаться.
После беженцев мы познакомились с еще двумя общинами: в селе Корнидзор и в городке Сисиан.
Корнидзор – пограничное село, совсем рядом Лачинский район Азербайджана, и было время, когда эти горы были общими. Давно. В селе есть старый дом культуры, расстрелянный двадцать лет назад. Он стоит полуразрушенный, весь изрезанный осколками и снарядами. В нем живут стрижи, много, и над развалинами стоит птичий гвалт. Рядом новое здание – в нем сельская администрация и новый клуб. В нем нам показывают мини-концерт. Сначала мы присутствуем на занятии детской хореографической группы, а потом 15-летняя Лили показывает народный танец:
Она исполняет его очень хорошо, почти профессионально. Малышки в гимнастических трико трогательны, как стрижи. Лили помогает обучать их вместе с другой учительницей танцев. Все вместе является одним из проектов общины – мамы девочек очень приветствуют эти занятия. Конечно, это важно – в маленьком селе дать им эти росточки прекрасного – грацию, умение двигаться и чувствовать под музыку.
В Корнидзоре и в Сисиане уже не ощущается той травмы, которая накрывает с головой в беженской общине. Все спокойны, улыбчивы и деловиты. Жизнь сложна, да, но – без надлома. В сисианской общине женщины всерьез думают о бизнесе. Думать не вредно, конечно, но подступиться очень сложно. Чтобы получить кредит, надо убедить банки, что ты не с луны свалилась. Показать знания, уверенность и твердый расчет. И вот женщин учат этому в общине. Нащупать «дело», просчитать, почувствовать себя бизнес-леди. Но даже если сойдутся куда надо все-все линии – возникает новая тысяча вопросов. О рынке сбыта, например. Куда и кому продать то, что ты произведешь? Думай, община, думай. Лидер, пиши много-много писем, звони, ходи на много-много встреч, из которых одна, может быть, окажется реально полезной.
детская хореографическая группа в Сисиане Мне очень понравилась программа CARE International. Она говорит женщинам исключительно важные вещи – хотя пока в ней больше вопросов, чем ответов. Если под ними иметь в виду не число и качество мероприятий, но обретение новых смыслов и новой энергии. Отдельный пункт напряжения – сотрудничество женщин из противоборствующих территорий. Преодолеешь себя, вступишь в диалог. Но тут же найдется кто-то, кто назовет предательницей, например. И скажет, что льешь воду не на ту мельницу. Это приходится учитывать. Программа идет осторожно, шаг за шагом преодолевая препятствия. Очень постепенно и очень издалека. Эти женщины построят мир не завтра, однако они закладывают в его фундамент маленькие, но важные компоненты. Скорректировать себя и свои подходы к жизни. Уметь назвать главное. Учиться контакту с разными институтами: властью, банками, фондами. Вот зачем нужна община.
Горисская неправительственная организация Ресурсный Центр развития женщин к приезду руководителя программы Энтони Формана и координатора по Армении Наты Мартиросян приурочила совещание по проблемам беженцев, с участием лидеров гражданского общества. Пригласили и женщин из беженской общины. Они не проронили ни слова, просто сидели и слушали. Что значит это молчание? Неистребимая иерархия? Неверие в свой голос? Отсутствие надежды? Слабость? Страх?
За пару часов до этого, когда мы уезжали из беженской общины, одна из женщин, вероятно, не вступающая ни в какие общинные дела и скептически к ним относящаяся, громко сказала: «Ну что вы ходите, ходите? Не надоело? Ведь ничего не меняется!» Она сказала это по-армянски, потом по моей просьбе повторила по-русски. По-русски - уже тише и не так уверенно.
Может быть, ей хотелось, чтоб ее разубедили.
Галина Петриашвили (текст, фото и видео)
Горисский район, Армения июнь, 2012
