Вчера я опять была у беженцев. Как-то так складывается жизнь, что у меня много контактов с ними – и по работе, и по жизни. Слово «беженец» мы употребляем абсолютно спокойно, не заботясь о большой политкорректности и вообще не играя в эти игры. По международной правовой терминологии, если ты утратил крышу над головой и убежал в другую страну, то ты – беженец; а если внутри своей – то ты вынужденно-переселенное лицо. А не все ль тебе равно, если для тебя везде чужбина – после твоего обжитого. Тем более если твое родное государство часто оказывается не то что двоюродным, а – вообще чужим. (Кстати, сколько беженцев я знаю – ни для одного из них государство не оказалось родным – вот что потрясает). И вот в одной такой семье я побывала. Пошла к ним с простой целью. Моя подруга Эльвира Горюхина, которая работает в «Новой газете» и много пишет о Грузии, - Эльвира Николаевна попросила меня снять эту семью. Сделать их групповой портрет. Не знаю, для газеты ей надо или просто - дружит она с ними. И вот я пошла. Ну вот сколько несчастий может вместить одна семья? Пересказываю вкратце. Около 30 лет они вместе – Света и Гиони Ципиани . Света русская, Гиони – сван, то есть грузин. Всего-то лет десять прожили нормально, в Сухуми, у них была нормальная квартира, нормальная работа. Потом началось. Война, на город летят бомбы, мужа нет, она одна с детьми. Тревога, неизвестность, электричества нет, еда на исходе. На руках дети, им 10, 8 и 3 года. Занимаясь хозяйством, Света вышла на балкон, под вечер, - и тут ее ранили. Вот так просто – вышла что-то взять на балконе. Или повесить детские одежки. Бац – и в нее впилась пуля. Еще хорошо, что это был рикошет, отскочила от косяка. Но пробила насквозь плечо, в районе ключицы. Кровь, провалы сознания, до смерти перепуганные дети, нет света, никого рядом. Лечили осторожно, потихоньку – спасали свои, соседи, знакомые: абхаз, армянин, русская медсестра. Потом надо было выбраться из ставшего вражеским Сухуми. Детей надо было отправить отдельно, со старой бабушкой. Потом вызволить брата, кое-как, конспиративно. Потом раненая Света отправилась сама. О муже известий не было никаких. И он ничего не знал о ней и дочках. Потом она искала его. Нашла. Наконец они воссоединились в Тбилиси, в случайных двух комнатках, впятером. Голодали, холодали. Напарывались на равнодушие, неприязнь, враждебность. Вызволяли слепого отца Гиони из Сухуми. Старшую дочку украли замуж. Много чего перенесли. Потом как-то, вроде бы, чуть-чуть стало подзарастать. В Кодорском ущелье, вроде, стало можно жить. Гиони родом оттуда. Давай поедем? Ну давай. Все легче на земле. И детям будем помогать. Оставили свои три-на-три (метра) комнаты дочкам-студенткам и уехали в деревню. Много работали, пахали, держали скот, растили сад. И вот вроде чуть-чуть наметилось что-то вроде оптимизма. И вдруг – ббббац! – август 2008-го. Вся семья была у родителей – дочки, зятья, внучки. Все сели в машину и уехали в чем были. И вот они второй раз беженцы. Представляете? А говорят, что бомба не падает два раз в одно и то же место. Падает, еще как. И вот их – опять накрыло одной и той же бедой. Еще с той не справились – и вот новая, и точно такая же. Но это не все, внимание. Дальше идет самое поразительное. Самое потрясающее в этой истории все-таки не это дикое стечение обстоятельств. А то, что государство – наше родное демократическое государство – которое так любит свою демократию – которое с таким воодушевлением о ней говорит - это государство отказывает им в статусе беженцев. Им говорят: ах вы какие хитрые, еще раз схапать хотите? Вы уже один раз получили как беженцы, идите отсюда. Вон у вас целых две комнаты – три на три каждая. Ципиани говорят: но там живут наши дети, они выросли, у них уже свои дети. На них наорал какой-то чиновник в министерстве по беженцам. Им кричат: сядьте и сидите в своих трехметровых комнатах. Они спрашивают: но как же дом, который мы построили и потеряли в Кодори? На это министерство ничего не говорит. Просто смотрит на них подозрительно и тупо.