ОТ НЕУТЕШИТЕЛЬНОГО ДИАГНОЗА К ЭФФЕКТИВНЫМ СТРАТЕГИЯМ В Бишкеке прошла конференция «СОВРЕМЕННОЕ ЖЕНСКОЕ ДВИЖЕНИЕ:
идеологии, практики и перспективы». Она произвела на меня большое
впечатление: такое сочетание безупречной организации, глубокого и
провоцирующего содержания, эстетичности и душевности увидишь не на
всяком мероприятии.
Светлана ШАКИРОВА, Казахстан 2006 "Современное женское движение: идеологии, практики и перспективы” - так назвали организаторы вторую в регионе ЦА попытку осмыслить логику того, чем мы занимаемся последние 10-15 лет. Первая конференция о проблемах женского движения проходила в прошлом году в Алматы, но как ее организатор, я признаю, что разговор в Бишкеке получился откровеннее, доклады теоретичнее, а дебаты острее. В прошлом году большая делегация Узбекистана, условно говоря, не смогла озвучить свой истинный голос (в страхе репрессий после андижанских событий), в этом году в Бишкек приехала одна узбекская участница, зато прибавились голоса Молдовы, Украины, Литвы, Армении и Грузии. Итак, 70 человек из 9 стран СНГ. Четкая организация, дружная команда. Сильный голос хозяев – НПО Кыргызстана в лице сети "Женщины могут все”, Агентства социальных технологий и других сетей и коалиций. Отметив спонсоров - Фонд Сороса и Фонд Эберта, с нетерпением перехожу к содержательной стороне мероприятия.
Женское движение Кыргызстана: шок, отрезвление, обновление Революция марта 2005 года ввергла в шок и отбросила назад все кыргызское общество, включая женское движение. Завоевания демократии рассыпались и поблекли, традиционный порядок "семья-род-клан” окреп и получил моральную легитимацию. Полтора года в парламенте нет ни одного депутата-женщины. В качестве хоть какой-то компенсации, женские организации добились введения позиции Спецпредставителя Президента КР в Жогорку Кенеше по вопросам гендерного равенства. Нургуль Асылбекова: "Когда произошла смена власти, женщины были мобилизованы для поддержки как старого, так и нового режимов. При этом какого-либо значимого голоса от женского движения не прозвучало. (…) Все это ставит под сомнение возможность реального включения гендерного измерения в политическую повестку правительств, что неизбежно ставит под вопрос реализуемость общей демократической перспективы развития региона”. Однако мысль, которую мягко формулирует Нургуль, уже прозвучала извне. Внешними наблюдателями нам поставлен более жесткий диагноз: "Ни одна из пяти стран ЦА до сих пор не может называться страной подлинной демократии”. Гульнара Ибраева считает: "Декларации демократического курса стран постсоветского региона не меняют суть политического и общественного патриархата. Мы жили и продолжаем жить в политической среде, не дружелюбной идее гендерного равенства и паритетной демократии”. Душой и мозгом конференции была, несомненно, Анара Молдошева. Задавая мягким голосом сложные вопросы, внося новизну в обычные представления, она задавала глубину дискуссиям в спокойном режиме диалога равных – экспертов и единомышленников. В своей презентации она элегантно сформулировала идеологические цели женского движения, как ни странно, без упоминания о равенстве полов. По ее мнению, это: - борьба с невидимостью женщин; - преодоление искажений (стереотипов) по признаку пола; - нарушение традиционных (социальных) границ/норм системы, через предъявление, в том числе, практик и идентичностей другого, не вписывающегося в эти границы; - вызов существующей системе власти. Интересна типология женских организаций Кыргызстана, предложенная А.Молдошевой: гендерный мэйнстриминг (кто работает против насилия, безработицы, за политическое лидерство женщин и т.п.), альтернативные объединения, чья проблематика недостаточно интегрирована в общий женский мэйнстриминг (мусульманские женщины, ЛБТ, инвалиды) и новые группы из протестного движения марта 2005 г. Организации мэйнстрима, по меткому образу Анары, эксплуатируют образ Дюймовочки – слабой жертвы обстоятельств, ждущей принца (социальную опеку, гос. патернализм, мужское покровительство). В отличие от альтернативных НПО, мэйнстрим не видит границу между "своими” и "чужими”, отсюда трудность в определении своего коллективного субъекта и выработки новых моделей работы в условиях меняющейся реальности. Зато альтернативное движение сильно стратегией персональных взаимодействий (лицом к лицу) и нередко (в случае лесбийских групп) предпочитает солидаризироваться с глобальными, а не местными сетями поддержки. Что касается новых женских групп марта 2005 г., они выступают от имени народа, работают на уровне общины и быстро мобилизует женщин для участия в акциях протеста. Появление новых игроков на площадке женского движения внесло определенное смятение в ряды мэйнстрима, став, таким образом, основой его консолидации, переопределения целей и субъекта, от чьего имени и в чью пользу совершается ежедневный активизм. Заключительная мысль презентации А.Молдошевой поставила своеобразный морально-этический акцент ко всему выступлению: "Не надо бороться за интересы всех женщин, надо отстаивать свои интересы как группы, следовательно, единый субъект "женщины” невозможен и просто не нужен. Мы за такую систему в женском движении, чтобы разные группы женщин не чувствовали себя исключенными и неравными”. По мнению Зульфии Кочорбаевой, "женское движение - это не столько организации, сколько сети взаимоотношений, и даже если некоторые действия не достигают целей, идет процесс осознания активистками себя как специфической социальной группы со своими интересами и стратегиями”. Основными стратегиями женского движения являются: а) захват места во власти, б) продвижение гендерных стратегических нужд (продвижение политики специальных мер и позитивных действий, гендерная экспертиза законодательства, гендерный мэйнстриминг), в) политика быстрого реагирования (кампания в защиту права на аборты, работа с пикетчицами и др.). В женском движении Кыргызстана в последние годы произошли серьезные изменения: перераспределилась символическая и политическая власть между центром и регионами, появились группы с новыми практическими и стратегическими нуждами (группы самопомощи, трансгендер); расширилось поле союзников в гражданском секторе; появились новые коммуникативные площадки внутри женского сообщества, в процесс смыслообразования женского движения включились исследователи и преподаватели гендерных курсов. О нынешнем состоянии некогда мощного гражданского сектора Кыргызстана рассказала Эркингуль Убышева, исп. директор Ассоциации центров поддержки гражданского общества. Некоммерческий сектор составляют более 14 тысяч организаций, из них НПО - 8 тысяч, но реально работают, согласно недавнему соцопросу, всего 514 НПО. Для сравнения, в России из зарегистрированных 275 тысяч НПО работает только 6,4 % организаций. Критериями активной НПО названы: срок работы не менее 2 лет; оплачиваемый персонал не менее 2 человек; не менее 3 осуществленных проектов за весь период существования; не менее, чем 1 проект, реализуемый в настоящее время.
Мэйнстриминг: включиться в поток или потеряться безвозвратно? В последнее время раздаются тревожные голоса о политике гендерного мэйнстриминга в разных странах. Следует признать, что после Пекина не было видимых побед, политика гендерного мэйнстриминга в странах СНГ идет со скрипом, законы о равных правах и домашнем насилии принимаются медленно и с сопротивлением, у многих активисток выработалось неартикулируемая, но явная идиосинкразия на персональный состав, стиль и методы работы национальных органов по продвижению женщин. Уже звучат слова о бесполезности, неэффективности гендерного мэйнстриминга, а взамен предлагается концепция "гендерного аутстриминга”. По мнению Миры Карыбаевой, "политическая риторика о готовности учитывать гендерные аспекты в госпрограммах с трудом реализуется на практике. Наблюдается "эффект испарения”, когда при каждой новой редакции документа гендерные поправки сокращаются и теряют силу. Эксперты придумали жестокую шутку на эту тему: хочешь, чтобы какое-то направление было не реализовано, назови его сквозным или мэйнстриминговым”. Получается, мэйнстриминг – это бурная река, где тонкая струя гендерной политики безвозвратно теряется, вместо того, чтобы окрасить своим цветом и смыслом весь поток?!! Примером честного анализа гендерной политики своей страны стало эмоциональное выступление Аллы Мындыкану из Молдовы. Хотя в парламенте женщины составляют пятую часть, среди министров их нет, а проведение гендерной политики затруднено формальным принятием закона об обеспечении равных прав женщин и мужчин - без бюджета и санкций за его невыполнение. Две партии приняли требование "минимум 30% мест в избирательных списках для представителей одного пола”. В целом же ситуация в Молдове, как и в других странах СНГ, не внушает большого оптимизма. По мнению Джины Саркисовой, в Армении сегодня нет национального механизма по достижению гендерного равенства, хотя проводятся разные формы гендерной политики через разрозненные институциональные ресурсы. Сократив до одного предложения выступления многих участниц/ков, получим следующую картину. Несмотря на принятие закона о равных правах, у женского движения Таджикистана нет возможности заявить о себе политически (Алла Куватова). В Грузии большинство женских НПО работает против насилия в отношении женщин, но проблемой номер один является бедность” (Марина Табукашвили), В женском движении рефлексия всегда идет вслед за процессом, но важно всегда осмысливать, какой мы выбираем стиль общения с донорами, чьи интересы (доноров или женского движения) первичны (Нургуль Джанаева). В Кыргызстане из 80 политических партий 8 возглавляются женщинами (Галина Куликова). Недавние выборы в Украине показали неэффективность пропорциональной системы выборов для продвижения женщин в политику (Светлана Дробышева). Женскому движению необходимо соблюдать принцип сэндвича: сильное женское движение поддерживает реформы государства снизу, а государство реализует интересы женского движения сверху (Мира Карыбаева). В Казахстане финансовая поддержка НПО со стороны государства через социальный заказ в 2005 году составила $1 млн., в 2006 – $4 млн. (Зульфия Байсакова). В Литве после принятия закона о равных правах в 2004 г. в аппарат Омбудсмана поступило больше жалоб от мужчин, чем от женщин. Наибольшей дискриминации подвергаются пожилые, инвалиды, сексменьшинства, женщины и дети (Валдас Дамбрава).
Женское движение СНГ: осенние размышления У меня есть стойкое мнение, что в последние годы очарование конференций и семинаров заметно поблекло. Несмотря на дефицит исследований и теоретического осмысления происходящих процессов, прикладные исследования трудоемки и не дают зримых дивидендов. На массовые акции (за или против) в Казахстане не пойдет ни один здравомыслящий человек. Что остается? Тренинги, нетворкинг, виртуальная активность (рассылки, бюллетени, полуофициальное общение), аналитика по заказу международных организаций, выступление на семинарах, представительские функции локально, регионально и глобально. Сетевое взаимодействие и общение видится наиболее эффективной формой работы женского движения. Похоже, феминистский нерв женского движения СНГ переместился из Петербурга в Тбилиси, из ПЦГП Ольги Липовской в Международную сеть гендерных журналистов "КавкАзия” Галины Петриашвили. Но раздаются голоса, не является ли нетворкинг синонимом слова новоркинг? Мы можем исключительно уважать и симпатизировать друг другу, но почему не получается дружить странами? Что является конституирующей основой жизнеспособной сети: проекты, сравнительные исследования, подписные листы или взаимные симпатии без деятельности?
Немного об ориентализме, оксидентализме и миссионерстве Развитие гражданского общества, стимулирование кристаллизации женского движения грантами международных агентств, стимулирование дисциплины гендерных исследований, гендерная политика в целом являются частью большого политического проекта в рамках противостояния Запада и Востока, Севера и Юга, первого и третьего мира, метрополий и колоний. Мы как регион, скорее всего, находимся на более слабой и уязвимой половине этих дуализмов. Отсюда вопрос: не играем ли мы на своем поле чужую игру? А если играем, какова степень возможной свободы импровизации? Почему женское движение наших стран поддерживает и воспроизводит ориенталистскую парадигму? Если смотреть на происходящее в нашем регионе со стороны Запада, то налицо определенные симптомы ориентализма. К примеру, в международных сетях женского движения мы нередко выступаем как экзотический Другой для разбавления "нормы”. То, что нам приходится апеллировать к наихудшим формам дискриминации и неравенства женщин в целях конструирования легитимной предметности нашей деятельности, также говорит об ориенталистской услуге Западу. Пролиферация тематики воровства невест в Кыргызстане, сексуального трафика женщин в ЦА, самосожжения женщин в Узбекистане, браков по сговору родителей в Таджикистане, проституции в Казахстане и т.п. – что это, если не следование ориенталистским клише и штампам? С другой стороны, мы испытываем обратные эффекты оксидентализма и миссионерства, укрепляя выстроенный образ женского движения на Западе как аутентичный образец, западный феминизм как настоящий, и констатируя у себя его отсутствие или имитаторскую природу. Отсюда вытекает вопрос о первичности знания и голоса в глобальном женском движении. Символический капитал западного знания / образования /английского языка до сих пор вне критики. Для международных организаций, но не для местных НПО, несомненен статус и легитимность обязательных международных экспертов по гендерным вопросам, осуществляющих кратковременную дискурсивную интервенцию в местную ситуацию наших стран. Приезжая на одну неделю, эксперт сначала задает наивные вопросы о местной ситуации, демонстрирующие отсутствие первоначальных знаний об истории, географии и культуре страны, а потом дает рекомендации местным политическим и административным структурам. Аналогичное использование региональных экспертов с более скромным символическим капиталом и статусом выглядит как дань игре с двумя переменными: русский язык и знание местных реалий выступают плюсом, но отсутствие западного образования, английского языка и опыта проживания в ареале демократии становится неким символическим минусом, невосполнимой нехваткой, делающей нас более дешевой рабочей силой на международном рынке аналитических услуг.
Бессубъектность ЖД, или антифеминизм феминисток Женское движение в наших странах никогда не позиционировало себя как феминистский субъект. Более того, исполняемое, как правило, городскими образованными женщинами среднего класса, оно встречалось нередко с вопрошанием со стороны мужского (журналистского) сообщества: о легитимности презентации себя от имени гомогенной общности "женщины такой-то страны”, как будто подобная роль в принципе возможна. Если не существует гомогенного субъекта женщины такой-то страны, как нам быть с женской политикой? Вряд ли нас устроит ответ постмодернизма: "Притворяйтесь, что вы женщины, даже если вы верите в то, что это неустойчивая или несуществующая категория". В масс-медиа и соответственно в общественном сознании феминизм продолжает ассоциироваться прежде всего с радикальным течением. Женские проблемы подаются в основном в контексте Нехватки, депривации, уязвимости, и соответственно феминизм и женское движение сопровождаются негативной, проблемной, малопривлекательной коннотацией. Логический круг замыкается: феминизм апеллирует к проблемным областям жизни и уязвимым слоям населения – это вопрос социальной политики и справедливости – вопрос этот трудно решаем и не сообразуется с логикой конкуренции и личных достижений - значит женское движение выносит себя за скобки экономического успеха и социального признания. Феминистка - заведомый маргинал. Женщины, успешные в бизнесе, политике, искусстве – не феминистки по определению. Таким образом, становится очевидной эпистемологическая ловушка феминистской позиции: твой персональный успех не может основываться на идентифицировании с женским коллективным субъектом. Повседневная виктимизация женщин, закрепление статуса жертвы, воспроизводимое СМИ в тематике безработицы, бедности, много- или бездетности, насилия, закрепляет маргинальный имидж всего женского и женского движения как его организованного голоса. С другой стороны, наше ЖД не склонно действовать на принципах маргинальной непринадлежности, инаковости или автономии. Для этого нет идеологической подоплеки, к примеру, в виде радикального анархизма или культурного феминизма. В итоге, цель феминизма труднодостижима в обоих вариантах: и через стремление к равенству с мужчинами, и через подчеркивание женской инаковости.
Женское движение есть, его не может не быть! А теперь предлагаю проделать обратный мысленный путь: от негатива и скепсиса к построению эссенциалистской платформы, на которой практики женского движения все еще и несмотря ни на что возможны и перспективны. Предлагаю краткий SWOT-анализ женского движения Казахстана. Сильные стороны: Осознание собственной субъектности на общественной арене. Идейная преданность, ортодоксальное постоянство ядра женского движения, лидеров НПО. Коммуникация с элементами институционального механизма по улучшению положения женщин в лице Нацкомиссии по делам семьи и гендерной политики (в центре и в областях). Взаимопонимание и сотрудничество женского движения с международными организациями, стремление к построению партнерских, а не вассально-патронатных отношений с ними. Специализация, профессионализация, компетентность ядра женского движения. Слабые стороны: Утрата энергии, стагнация, наступившая в Казахстане наряду со стагнацией в политической сфере. Малочисленность женского движения. Не кооптируется молодежь. Финансовая нестабильность. Слабое осознание феминистской предыстории. Отсутствие референции "женское движение - коллективный женский или феминистский субъект”. Слабый или несформированный интерес к политике и др. Препятствия те же, что и всегда: патриархатный истэблишмент, традиционное сознание, т.н. менталитет. Угрозы: нелигитимная смена политического режима, авторитаризм, сворачивание демократических свобод, гонения на свободу слова и политических оппонентов, потенциальная возможность выдворения международных организаций.
Совершенно особым голосом прозвучало выступление бишкекской исследовательницы Нины Багдасаровой "За пределами гендерной идентичности”. С точки зрения сторонней наблюдательницы, она предлагает женскому движению оригинальный подход к выработке его новой групповой идентичности. Прежней гендерной идентичности женщин и мужчин, на которой строится идеология женского движения, давно нет. Произошел цивилизационный сдвиг, роли изменились, но старые клише и стереотипы довлеют над гендерной теорией. "Поиск новых форм взаимодействия, новых форм солидарности, новых форм реализации интимной близости, новых возможностей заводить, растить и воспитывать детей – это то пространство, где может возникнуть не только критическая, но наполненная позитивным содержанием дискуссия об изменении (разрушении?) старого гендерного порядка”. Согласитесь, смело в нашем культурном контексте звучат слова Н.Багдасаровой о "планомерном процессе деконструкции традиционного института семьи и замене его другими механизмами обеспечения воспроизводства населения”. В целом исследовательница считает радикальное решение гендерного вопроса новой перспективой для всего левого движения и марксистской теории, переживающих сегодня серьезный кризис после распада социалистической системы. У меня осталось впечатление, что в силу усталости от множества презентаций еще один пример тонкого и глубокого теоретизирования остался на конференции почти незамеченным. Я имею в виду философский текст Александры Сорокопуд из Львова. "Инкорпорация гендерной перспективы не может искусственно накладываться извне, но должна проводиться в соответствии с потребностями каждой культурной группы, ее реальности и ситуации в отношении гендера, класса, этноса и культуры, с сохранением местной философии, истории и идентичностей. Неравенство и привилегии, неоколониальные и патриархальные пересуды должны быть поставлены под сомнение хотя бы потому, что по этому поводу нет единого видения”. Основным условием гендерной политики становится, по мнению исследовательницы, формирование культуры равенства и свободы.