 ВСЕ ЕЩЕ БУДЕТ
но в другой раз
Самира Кузнецова, Грузия
фото Дианы Петриашвили, Грузия
...А давайте поговорим о мужчинах и женщинах. Об инь, так сказать, и янь.
Вот, скажем, жили-были два человека. Или вместе жили, или врозь, неважно, главное, что состояли в отношениях. Любили. Может, оба сильно, может, кто-то меньше. А может, один вообще не любил или хотел любить. Или думал, что любит.
И вот этот один, который поменьше любил или который разлюбил - причем необязательно, чтобы поменьше, он может и любил страстно и сильнее, но остыл, вдруг в один момент решает, что все, решено, без возврата. То есть - финита ля комедия, или прошла любовь, завяли помидоры. Казалось бы - конец истории. Но не бывает же так просто.
Если бы помечтать, то было бы в жизни так - если один разлюбил, то второй тоже бы в тот же момент разлюбил, цепочка разорвалась, пожали друг другу руки и разошлись в разные стороны. Но обязательно друзьями, без подлостей, с теплыми чувствами, с открытками на Рождество и редкими СМСками- как ты там живешь, прошлое? - Отлично живу, счастливо замужем, родила еще одного ребенка, чего и тебе желаю.
Нет, так, конечно, бывает, но сейчас не об этом.
А о том, когда один уже все решил, а второй совершенно к этому не готов. Потому что даже все понимая и осознавая, к этому как-то всегда оказываешься не готов.
Получается как? Если обстоятельства сложились так, что рвешь в состоянии аффекта, то это проще. А если ты жил с человеком, просыпался с ним, целовал его и покупал ему удивительно нежные пустяки, а тут раз - и надо его убить. Или наоборот - был самым родным, а сейчас смотрит на тебя, и в зрачках у него не быстрая смерть, которая как облегчение, а медленная, мучительная, разрывающая на части... Надо медленно, медленно поднять пушку, взвести курок, выстрелить, а этот второй еще и умоляет "не стреляй" или смотрит на тебя щенячьими глазами.
А мы же не убийцы. Поэтому начинаем искать причину, чтобы убивать было проще - был бы хорошим, с чего бы я уже полгода ищу подходящий пистолет с глушителем? Или почему это мне так понравился продавец пистолетов, а потом мы с ним поехали в бар и говорили там по душам до 5 утра? Все из-за него, а сейчас смотрит щенячьими глазами. А когда кусал меня, как пес цепной, и приходилось лечиться? А тогда, а еще, а в 2005, помнишь, летом, вот поэтому все сейчас и происходит...
Мы начинаем искать причины и оправдания. Подолгу разговариваем с теми, кто поддерживает, что убить надо, и чем быстрее, тем лучше. Дескать, мы всегда это знали - даже, когда приходили к вам на праздники, вы даже внешне друг другу не подходите, поэтому - ну стреляй же скорее. Тех, кто с нами не согласен, мы начинаем избегать, скрывая свои истинные мотивы. Или становиться в позу - "да, побыл бы ты на моем месте, потом бы осуждал".
И вот мы стреляем. В упор. Или в нас стреляют. Тот, в кого выстрелили, не умирает. Более сильные покачиваются, зажимают рану и идут ее зализывать подальше от чужих глаз. Те, кто послабее, вместе с пулей получают заряд глупости, поэтому начинают совершать череду идиотских поступков - например, преследовать убийцу, звонить, напившись, писать идиотские СМС, жаловаться его маме или другу, планировать наглотаться таблеток, угрожать самоубийством. В общем, все то, за что по прошествии месяцев или лет становится очень стыдно, да так, что когда заряд глупости окончательно растворится, лучше заблокировать воспоминания так сильно, чтобы никогда и не помнить.
И лекарства от этого не продаются. Потому что если бы лекарства продавались, убийца бы купил, напоил ими того, кого нужно убить, и, зажмурившись, выстрелил. Или тот, кого должны убить, наглотался бы, закурил нахально и продымил бы в лицо: "ну стреляй, чего замешкался, родной?". Но лекарства нет. Ни до и ни после. Поэтому полуубитый ищет успокоение в чем придется: алкоголе, спорте, чужих постелях, новых романах, сидении на крыше. Что-то помогает, что-то вызывает отторжение, обратный эффект, тошноту, боль в животе и хронический насморк.
Убитому всегда сложнее. У него все болит, а у убийцы частями. Убийца обычно уже хорошо подготовился. И если ему самому становится плохо, он вытаскивает из коробочки все причины, рассматривает их, еще больше убеждается в своей правоте; или идет к продавцу пистолетов, целует его в шею и успокаивается.
А убитый лежит на оставленном после войны поле. Тут и там следы взрывов, кровь, вырванные с корнями деревья и кустарники. Дымят поверженные баррикады. Небо заволокло серыми безнадежными тучами. Идет мелкий колючий снег. Пахнет серой. Он лежит, с огромной раной в животе и со сломанными ногами. У него нет сил подняться. У него нет сил идти дальше. У него даже нет сил смахнуть колючую снежинку со щеки. Он даже не стонет, потому что если начнет стонать - может прибежать мама и увидеть, а ее лучше беречь. Или сын, или дочка. Испугается еще. Поэтому убитый лежит, смотрит в небо и думает: "почему я живой и почему я не могу умереть сразу?".
И ни убийца, ни убитый в этот момент не знают, что в отличие от обычного убийства все участники этой войны выживут. Поднимутся, отряхнутся и когда-нибудь будут счастливы. И возможно, сами еще будут убивать или умирать. И зная о конце истории, все равно целовать кого-то в шею, покупать нежные пустяки или курить голыми на деревянной лестнице в доме, из окна которого еще придется падать на камни...
Или обнимать во сне того, кого однажды уже убил, и замирать от счастья - как хорошо, что он меня простил.
А когда-то убитый, а сейчас лежащий рядом, на мгновение вспомнит холодную сталь у себя во рту, но дернет головой, отталкивая воспоминание, захочет убрать колючую снежинку со щеки, но не дернется еще раз, чтобы не разбудить.
И оба не будут знать, что второй не спит, потому что к этому времени научатся хорошо скрывать свои дырки в животе.
Чтобы в следующий раз выжить...
|